Категории каталога | |||
---|---|---|---|
|
Форма входа |
---|
Поиск |
---|
|
Друзья сайта |
---|
Статистика |
---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Наш опрос |
---|
Мини-чат |
---|
Главная » Статьи » Статьи |
Тремя античными корнями, питающими ствол психоанализа и крону психодинамических концепций, являются миф [Зайченко 1996: 24-29], трагедия [Зайченко 1997: 38-42] и философия [Зайченко 1998: 33-37]. Фрейд был сторонником дуальной теории инстинктов, полагая, что существуют лишь антагонистичные инстинкты, конфликты между которыми несут ответственность за невроз. Если до 1920-х гг. это были инстинкты эго (эго-инстинкты самосохранения) и сексуальный (репродуктивный) инстинкт, то в более поздних работах появилась дихотомия инстинкта жизни (Эроса, греч. Eros) и инстинкта смерти (Танатоса, греч. Thanatos). Фрейд не скрывал близость своей концепции Эроса и Танатоса к «космической фантазии» Эмпедокла о фундаментальных принципах Любви и Вражды. Впервые имя бога смерти Танатоса было использовано Фрейдом для персонификации инстинкта смерти, как потребности в восстановлении прежнего – неорганического – состояния путем разрушения себя, в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) [Фрейд 1992: 201-255] (в переводах понятие «инстинкт» часто заменено терминами «позыв», «стремление» и «влечение»). В «Я и Оно» (1923) Фрейд признается в том, что, в отличие от Эроса, который «значительно заметнее и более доступен изучению», «вскрыть второй род влечений стоило нам не мало труда», однако он считает необходимым предложить «гипотезу о влечении к смерти, задачей которого является возвращение всех живых организмов в безжизненное состояние» (Фрейд 1990: 36). При этом жизнь, с точки зрения Фрейда, является «борьбой и компромиссом между указанными двумя стремлениями», а «на вопрос о смысле и цели жизни дается дуалистический ответ» (Фрейд 1990: 37). Концепция Танатоса развита в работах Мелани Кляйн (агрессия является проекцией первичного саморазрушительного инстинкта смерти), Пауля Федерна и Эдоардо Вейсса (гипотеза существования энергии «мортидо» – «деструдо»), Эриха Фромма (полярность «биофилия – некрофилия», некрофилический вариант анального «социального» характера), Карен Хорни и Карла Менингера. В настоящее время считается, что нет особой причины отдавать предпочтение дуальной теории инстинктов, а не тройственной или даже множественной. Современная этология утверждает наличие нескольких инстинктов (врожденных паттернов поведения): пищевого, полового, борьбы, родительского, сна, территориальных отношений, ухаживания, ухода за поверхностью тела. Как видно, в этой схеме места инстинкту смерти не нашлось. Несмотря на декларацию Фрейда о том, что гипотезу наличия инстинкта смерти он выдвинул «основываясь на теоретических, подкрепляемых биологиею, соображениях» (Фрейд 1990: 36), концепция Танатоса всегда вызывала острую критику в научных кругах, прежде всего, в связи с отсутствием биологических подтверждений его существования [Райкрофт 1995: 58]. В связи с этим возникает вопрос: появились ли со времени выделения Фрейдом инстинкта смерти свидетельства его нейробиологической детерминации. Случаи нанесения себе физических повреждений, приводящих к летальному исходу, описаны у многих млекопитающих – мышей, крыс, макак, горилл и шимпанзе, но если согласиться с существованием инстинкта смерти, то своей максимальной выраженности он достигает именно у человека [Зайченко 1996: 136-138]. При этом Танатос примеряет маски аутодеструктивного, аутоагрессивного, саморазрушительного и самоповреждающего поведения [Зайченко 2008: 62-66]. Однако, именно самоубийство, как крайняя форма агрессивного поведения, направленного индивидом на себя, является наиболее яркой манифестацией инстинкта смерти. Ежегодно в мире совершается около 1 млн. самоубийств, а у мужчин в возрасте 25-45 лет самоубийство выходит на приоритетные позиции среди всех причин смерти [Bertolote 2001: 3-10]. Согласно нейробиологической модели «суицидального диатеза» Джона Манна [Mann 1998: 25-30], имеется некая предрасположенность к самоубийству, в которую вносят вклад как генетические факторы, так и приобретённая восприимчивость (психотравмирующие события, хронические заболевания, психические и поведенческие расстройства, в частности, возникающие вследствие употребления психоактивных веществ и др.). Тем не менее, решающей детерминантой, определяющей манифестацию суицидального поведения, является генетическая предрасположенность. Согласно психосоциальной модели «стресс-уязвимости» Дануты Вассерман [Wasserman 2001: 13-27] на самоубийство как процесс, включающий суицидальные мысли, суицидальную коммуникацию, суицидальные попытки и завершенный суицид, воздействуют факторы риска, протективные факторы и способность сопротивляться стрессу. При этом «стресс-уязвимость», являясь ключом этой модели, зависит от нейромедиаторных и генетических факторов. Агрессивное поведение в значительной степени определяется системой серотониновой регуляции у ракообразных, рыб, птиц и млекопитающих, включая приматов. Обнаружены связи агрессивности человека с полиморфизмом гена триптофангидроксилазы (фермента, участвующего в синтезе серотонина) в хромосоме 11 [New et al. 1998: 13-17]. Серотонин-содержащие нейроны в мозге человека представлены рассеянно в коре и в агломерированном виде – в ядрах шва Варолиева моста и верхней части продолговатого мозга – филогенетически древних, жизненно важных структурах. Исследования связи нарушений обмена серотонина и суицидальности начались в 60-х годах XX века, когда было отмечено снижение уровня серотонина и его метаболитов (в частности, 5-ГИУК) в тканях мозга самоубийц post mortem [Mann J., Arango V. 1998: 98-114; Huang Y.Y. et al. 1999: 238–246]. Низкое содержание производных серотонина в спинномозговой жидкости человека коррелирует со склонностью к агрессии и, в частности – к самоубийству [Тиходеев 2007: 22]. Клеточные эффекты серотонина в основном имеют ингибиторный характер: дефицит серотонинергической медиации в префронтальной коре обуславливает поведенческую расторможенность, результатом чего, в частности, может являться рост суицидальной активности [Traskman-Bendz, Mann 2000: 65-77]. У жертв суицида и у лиц с высоким риском суицида имеет место снижение серотониновой медиации, сопровождающееся повышением активности постсинаптических рецепторов, подтверждением чего является эффективность антидепрессантов – блокаторов обратного захвата серотонина в терапии депрессий с суицидальными попытками. В связи с тем, что серотонинергическая система мозга имеет непосредственное отношение к формированию депрессивных состояний, и участвует в контроле других медиаторных систем, прежде всего ГАМК-ергической и моноаминергической, связанных с регуляцией импульсивного поведения и агрессивности во множестве их проявлений, (например, таким поведенческим паттернам как ауто- и гетероагрессия – включая убийство, в частности, инфантицид – у приматов) важнейшими вопросами являются следующие: в какой степени изменения в серотонинергической медиации определяются генетической природой, а в какой – обусловлены стрессовыми влияниями среды, и в какой степени они детерминируют именно суицидальную активность. Склонность к самоубийству у человека на 30–50 % зависит от генотипа и тесно связана с полиморфизмом, как минимум, двух генов, имеющих отношение к серотониновой и дофаминовой системам: с S-вариантом промотора гена SLC6A4 и с гаплотипом 158Met гена СОМТ, кодирующем катехол-О-метилтрансферазу (возможно также – с аллелями гена МАОА, несущими три с половиной или четыре повтора в промоторе). Однако эти варианты ассоциируют лишь с насильственными формами самоубийства, попытками, приводящими к тяжелым медицинским последствиям, и повторными (множественными) попытками суицида, которые при анализе ассоциаций следует отличать от разнообразных имитаций и единичных нереализованных попыток самоубийства, представляющих собой обладающую высокой степенью автономности самостоятельную поведенческую характеристику [Тиходеев 2007: 22]. Если состояние серотониновой системы генетически обусловлено и отражает личностный фон, на который накладывается средовое воздействие, то норадренергическая реакция отражает воздействие факторов среды. Исследования post mortem у жертв суицида выявили снижение числа норадренергических нейронов в locus ceruleus, снижение концентрации норадреналина, повышение активности тирозин-гидроксилазы, что может свидетельствовать об истощении норадренергической системы у жертв суицида в ответ на стресс, т.е. роль моноаминергической медиации в формировании суицидальных наклонностей в основном связана с ее участием в реализации механизмов стресса. Связь между состоянием гипоталамо-гипофизарно-кортикоидной системы и склонностью к самоубийству проявляется в том, что эта система опосредует стрессовые стимулы и формирует определенный фон для формирования суицидальности. Состояние иммунной системы при суициде меняется вследствие иммуносупрессорного эффекта депрессий. У мужчин в состоянии депрессии при наличии истории суицидальных попыток, травм и несчастных случаев в крови наблюдается достоверно более низкий уровень липопротеидов и холестерола [Розанов 2004: электронный ресурс]. Таким образом, в настоящее время существуют многочисленные подтверждения нейробиологической детерминации суицидального поведения, в основе которого лежит сочетание генетически обусловленных особенностей серотонинергической, моноаминергической и гипоталамо-гипофизарно-кортикоидной, а также, возможно, ГАМК, опиоидной, ацетилхолиновой систем, формирующих такие сочетания личностных черт, которые под влиянием внешних факторов вырабатывают устойчивый суицидальный поведенческий паттерн. Одной из главных задач профилактики аутоагрессивного и, в частности, суицидального поведения является выявление их биологических предикторов с целью локализации групп повышенного риска и точного фокусирования превентивных программ. Перспектива использования биохимических маркеров обмена серотонина для диагностики вероятности суицида и, соответственно, его предупреждения крайне затруднена в связи с тем, что, во-первых, в мозге содержится лишь 1%-2% серотонина, имеющегося в организме млекопитающих, а во-вторых, метаболический оборот – слишком грубый и общий показатель для такого тонкого регулятора как серотонин, что обусловливает необходимость поиска иных маркеров склонности к суицидальному поведению. Литература Зайченко А.А. Интеллект и Танатос // Концепции жизни и сознания: Материалы Всероссийской научной конференции. – Саратов, 18-19 ноября 1996. – Саратов: Изд-во СГУ. – С.136-138. Зайченко А.А. Греческий миф и психоанализ // Античный мир и мы. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 1996. – Вып. 2. – С. 24-29. Зайченко А.А. Греческая трагедия и психотерапия // Античный мир и мы. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 1997. – Вып. 3. – С. 38-42. Зайченко А.А. Античная философия и психоанализ: размышления о Танатосе // Античный мир и мы. Саратов: Изд-во ГосУНЦ Колледж, 1998. – Вып. 4. – С. 33-37. Зайченко А.А. Танатос и самоповреждающее поведение // Проблемы гуманитарных наук: История и современность: Альманах. Вып. 4. – Саратов: СГСЭУ, 2008. – С.62-66. Райкрофт Ч. Критический словарь психоанализа. – СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 1995. – 288 с. Розанов В.А. Нейробиологические основы суицидального поведения // Вестник биологической психиатрии. – 2004. – № 6. – Электронный бюллетень РОБП и УОБПС – http://www.scorcher.ru/neuro/science/data/mem102.htm Тиходеев О.Н. Генетический контроль предрасположенности к самоубийству // Экологическая генетика. – 2007. – Т.5, №4. – С. 22-43. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. – М.: Прогресс, 1992. – С. 201-255. Фрейд З. Я и Оно. – М.: МПО «МЕТТЭМ», 1990. – 56 с. Bertolote J.M.
Suicide in the world: an epidemiological overview 1959-2000 // Suicide. An
unnecessary death. Ed. Danuta Wasserman. – Huang Y.Y. et al. Relationship of psycho-pathology to the human serotonin 1B genotype and receptor binding kinetics in postmortem brain tissue // Neuropsychopharmacol. – 1999. – V. 21, N 2. – P. 238–246. Mann J.J. The neurobiology of suicide // Nature Medicine. – 1998. – V. 4, N 1. – P. 25-30. Mann J., Arango V.
The neurobiology of suicidal behavior // The Harvard Medical School guide to
suicide assessment and intervention. – New A.S. et al. Tryptophan hydroxylase genotype is associated with impulsive-aggression measures: A preliminary study // Am. J. Med. Genet. – 1998. – V. 81, N 1. – P. 13–17. Traskman-Bendz L., Mann J.J. Biological aspects of suicidal behavior // Suicide and attempted suicide. – N.Y., etc.: J.Wiley & Sons, 2000. – P. 65-77. Wasserman D. A
stress-vulnerability model and the development of the suicidal process //
Suicide, an unnecessary death. – | |
Категория: Статьи | Добавил: self-injury (19.02.2010) | |
Просмотров: 5809 | Рейтинг: 5.0/1 | |
Всего комментариев: 0 | |