Категории каталога | |||
|---|---|---|---|
|
Форма входа |
|---|
Поиск |
|---|
|
|
Друзья сайта |
|---|
Статистика |
|---|
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
Наш опрос |
|---|
Мини-чат |
|---|
Self-injury. Self-help
Каталог статей
| Главная » Статьи » Книги |
Мэрили Стронг. "Ярко-красный крик. Самоповреждение и язык боли"
| Тело помнит: психобиология травмы. I. Связь тела и души Более четырех тысяч лет назад китайские врачи впервые заметили, что часто люди физически заболевают после тяжелых эмоциональных переживаний. За четыреста лет до рождения Христа Гиппократ, отец западной медицины, продолжил дело, уча врачей, что болезнь и здоровье являются результатом сложного взаимодействия души, тела и окружающей среды. Однако, такое целостное понимание медицины сильно изменилось в семнадцатом веке, когда французский философ и математик Рене Декарт провозгласил дух и тело совершенно обособленными категориями. Декарт рассматривал тело, как механизм, работающий соответственно таким же законам и принципам, что управляют математикой и физикой. С другой стороны, душа не принадлежала миру материальному, она была безразмерной, умственной. Такое разделениe быстро получило признание философов и ученых в Век Разума, тех, кто желал изгнать теологию из естественных наук. Парадокс тела, как часового механизма, и таинственного бестелесного духа стал основой того, что стало современной научной медициной. Большую часть последующих трех веков врачи трактовали болезнь, как пребывающую теле без души, и, когда наука психология возникла в конце 19 века, душевные болезни обычно тоже изучались отдельно. В то время, как все большее число врачей, психиатров и теоретиках обсуждали более глубинные связи мeжду душой и телом, только в последниие лет двадцать это разделение начало сдавать позиции под натиском необычайного числа лабораторных исследований. В своей книге "Ошибка Декарта" Антонио Дамасио, один из ведущих исследователй-неврологов страны, обвиняет тех, кто все еще придерживается этого ложного представления, в "затуманивании понимания, что источник человеческой психики в биологически сложном, хрупком, конечном и уникальном ораганизме, в уходе трагедии, заключенной в понимании этой крупкости, ограниченности и уникальности. И когда людям не удается увидеть врожденную трагедию сознательного существования, они чувствуют гораздо меньшую потребность что-то делать, чтобы эту трагедию уменьшить. Изучение самоповреждений ясно показывает, что душа и тело сложным образом связаны, одно кормится пищей другого или же истощено от его заброшенности. Тело и на самом деле - храм духа. Те, кто наносят себе самоповреждения, - живое доказательтво того, что когда надругаются над телом, кричит душа. А когда мучают душу, кровоточит тело. II. Когда включается страх К 1990-м годам ученые, работая в различных облястях, от эволюционной биологии до эндокринологии, от нейрохимии до психофармакологии, заложили начала новой науки о мозге, психике, эмоциях и поведении, переосмысливая самые основные представления в этих науках. "Вся наша философия построена на разделение тела и души, психики," - говорит невролог Пилип О'Кэрол, комментируя развитие своей науки в последнее время. "Все это изменилось с новым пониманием, пришедшим из других областей. Полностью изменилось. Это революционные изменения." То, что узнают ученые - это, что взаимосвязь души и тела, пожалуй, нигде так не очевидна, как в пост-травматическом стрессовом синдроме. Интересно отметить, что слово "травма" происходит от греческого слова, означающего резаную или колотую рану. Сегодня мы используем это слово, чтобы обозначить и физическую рану - например, “травма головы” или “отделение травматологии” - и психическую, которая проявляется в нарушенном мышлении и поведении, в том числе в нанесении самоповреждений. Изучение травмы в науке, хоть и началось довольно недавно, дает новые удивительные и отрезвляющие обьяснения, почему некоторые люди сознательно наносят себе самоповреждения. Одним из самых уважаемых авторитетов в данной области является Бессель Ван дер Колк, профессор психиатрии Гарвардской Медицинской школы и бывший президент Международного Общества Исследований Травматического Стрессa. Ван дер Колк несколько десятков лет изучал влияние травмы на взрослых и детей, начиная с ветеранов Второй мировой войны и Вьетнама и кончая теми, кто в дестве стал жертвами физического и сексуального насилия. В своих собственных исследованиях, а также в работах других специалистов по травме, в том числе своей коллеги по Гарварду Джудит Льюис Херман, Ван дер Колк нашел подтверждения тому, что тяжелая травма может изменить как структуру, так и биохимию мозга и других систем, участвующих в регулировании стресса. Эти изменения могут быть необратимыми, особенно когда ребенок подвергся травме раньше, чем его центральная нервная система полностью сформировалась. Как будто тело теперь перешло на постоянное функционирование в режиме страха и тревоги. Сильные и быстро нарастающие раздражение и беспокойство. Диссоциация. Перевозбуждение. Расстройство памяти. Немота и все большая отрешенность. Физическое недомогание без каких-либо физических причин. Последние достижения в изучении мозга дают экспертам по психической травме, таким, как . Ван дер Колк, возможность по-новому понять странный и пугающий набор симптомов, который в итоге назвали пост-травматическим синдромом. Вместо того, чтобы рассматривать симптомы, как результат "патологии личности" или "подсознательных конфликтов", ван дер Колк и другие ведущие исследователи считают, что пост-травматический синдром, в основе своей, - вопрос биологии и химии. Они показали, что когда-то расплывчатые понятия "стресса" и "травмы" объясняются удивительной последовательностью процессов в особых областях мозга и задействуют небольшие количества необычайно сильных нейрохимических веществ. Чтобы по-настоящему понять все революционное значение новых открытий в науке о мозге, касающихся психической травмы, необходимо отойти от заранее сложившихся представлений о человеческой психологии и вместо этого представить себе ящерицу. Несмотря на то, что в решении задач более высокого уровня ящерицы очень ограничены по своим возможностям, в деле выживания их способности поразительны. Маленькая ящерица может провести целый день, прячась под защищяющим ее камнем и внимательно наблюдая, не появятся ли насекомые, достаточно мелкие, чтобы их можно было съесть. Все это время она настороженно следит за любыми признаками опасности. Как только она слышит громкий звук или замечает приближающегося зверя, она реагирует либо замирая, либо убегая. Ученые иногда называют наиболее примитивную часть человеческого мозга "мозгом ящерицы", потому что основные его конструкции почти не менялись на протяжении последних ста миллионов лет, с того времени, когда в эру динозавров наши крохотные предки-млекопитающие боролись за выживание. Принцип выживания важен для понимания того, кто мы есть, потому что, как подчеркивают эволюционные биологи, природа обычно поддерживает и "закрепляет" те механизмы, которые обеспечивают выживание, и несколько ключевых деталей мозга, по-видимому, были "закреплены" в самом начале эволюционного процесса. Вопреки тому, во что многим хотелось бы верить, утверждает Джозеф ЛеДу, исследователь-невролог в Нью-Йоркском университете и автор широко известной книги "Эмоциональный мозг", наша способность к выживанию, как биологического вида, не зависит от "от умения писать стихи или же решать дифференциальные уравнения". Что действительно важно для выживания, говорит он, "так это то, что в мозге есть механизм распознавания угрозы, и он реагирует на нее соответствующим образом и быстро". Попросту говоря, важнее всего для выживания человека примитивное чувство страха. И ключом к пониманию, какие функции в мозге запускает страх, является крошечное миндалевидное строение в основании мозга, которое называется миндалевидное тело (мозжечковая миндалина, миндалевидная железа) и работает, как сложная система охранной сигнализации, чувствуя угрозу и посылая громкие сигналы тревоги, когда чувствует опасность. Когда мы отскакиваем с пути быстро несущейся машины, вскакиваем со стула от грохота или замираем, идя по тропинке и видя ползущую навстречу змею, мы пожинаем плоды спасательных функций мозжечковой миндалины. Как отмечает Ле Ду, одним из удивительных качеств мозжечковой миндалины является то, что приведение ее в действие не требует осознанной мысли. Мозжечковая миндалина запускает быструю реакцию мышечных систем, чтобы они предприняли ответные защитные меры в исключительно короткий промежуток времени. Во время всего этого мы даже не осознаем, что приняли решение оценить уровень опасности, рассмотрели возможные способы действия и выбрали ответные защитные меры. "Животные в дикой природе не имеют возможности учиться на ошибках," - говорит Ле Ду. У нашего мозга две механизма реагирования на входящую извне информацию. Все, что мы видим, обоняем, осязаем кожей, слышим и пробуем на вкус получается сенсорным центром - таламусом -отделом мозга, коорый выглядит, как очень маленький авокадо. Из таламуса сигнал может быть послан по однoй из двух систем нервов. Первая система, которую Ле Ду называет "главной дорогой", идет к лобной части коры головного мозга, туда, где происходит все сознательное мышление и анализ. Когда знакомый, которого вы давно не видели, появляется в дверях, именно лобная часть коры головного мозга отчаянно пытается сопоставить лицо с именем и воспоминаниями. Есть и "другой путь", который ведет из сенсорного центра обработки данных прямо в мозжечковую миндалину. В случае, если вместо приветливого знакомого в дверях появляется свирепый тигр, данные передаются прямо в мозжечковую миндалину для немедленного принятия чрезвычайных мер. Однако мозжечковая миндалина не просто упрявляет нашим телом в минуты осознаваемой опасности. Пока она обрабатывает поступившую об угрозе сенсорную информацию, она так же соответствующим образом оформормляет и складирует эту информацию, сохраняя информационный блок, касающийся изображений и страха, в особом типе памяти. Открытие, что, мозг, в действительности, может иметь две системы памяти, одна из которых посвящена информации с эмоциональной составляющей, было сделано в 1994 году Ларри Кэйхиллом в Центре Нейробиологии Обучения и Памяти в Университете Калифорнии в Ирвайне. Хотя точный механизм памяти такого типа еще пока не понят, Ле Ду считает, что эмоции сами по себе являются видом памяти и что их следует изучать, как фактический процесс запоминания, а не как что-то, что всего лишь расцвечивает наши воспоминания. Биологи изумляются изящной умелостью, с которой мозг хранит воспоминания, связанные с опасностью, и которая обеспечивает великолепную систему защиты от нападения извне, удивительно быструю и действенную систему самосохранения. Но они предупреждают, что мозгу чрезвычайно сложно иметь дело с теми же самыми яркими воспоминаниями, когда жизнь более не находится в опасности и человеку крайне необходимо уничтожить эти вопоминания и порвать порочный круг. Гиппокамп, небольшая часть мозга, которая в обычной ситуации помогает интегрировать информацию, с большим трудом перерабатывает воспоминания, в которые впечатана информация об опасности и страхе, так как они вызывают очень сильный психологический стресс. Люди, страдающие пост-травматическим стрессовым синдромом, в том числе некоторые из тех, кто наносит себе самоповреждения, в определенном смысле попали в западню/под напряжение. Связанные с ужасом воспоминания могут вернуться или быть оживлены другими раздражителями, но человек не в силах эффективно переработать изначальные эмоциональные воспоминания по причинам, природа которых лежит в физиологии. Продолжая наше сравнение, когда дверь резко и громко распахивается, в сознании проигрывается пугающе реальный эпизод с нападающим свирепым тигром. Последние исследования показывают, что с каждым мысленным проигрыванием травматического эпизода, состояние ухудшается, а не смягчается, и болезненные воспоминания все глубже впечатываются в мозг. Один из случаев неуменьшающейся яркости травматических воспоминаний, который Ван дер Колк приводит в своей блестящей книге "Травматический стресс", был отмечен в длительном исследовании двухсот гарвардских судентов, воевавшив во Вторую мировую войну. При очередном обследовании через 45 лет после окончания службы, в рассказах тех, кто не страдал от пост-травматического синдрома, описываемая степень ужаса значительно уменьшилась, по сравнению с первоначальными рассказами. У тех же, кто страдал пост-травматическим синдромом, ужас в их воспоминаниях ничуть не ослаб. Люди с пост-травматическим стрессoм не могут найти убежище даже во сне, их отдых разрушается кошмарами и яркими болезненными воспоминаниями. Их тела настолько истощены постоянными сигналами тревоги, что они уже не могут доверять собственным физическим реакциям на внешние раздражители и следующим за ними командам, как следует реагировать. Они немедленно следуют от стимула к ответной реакции, не будучи в состоянии продумать свои действия или же понять, что их спровоцировало. Они реагируют практически на животном уровне, - как в исследованиях Харлоу обезьяны в состоянии постоянного стресса, которые либо деруться либо убегают, - либо реагируют слишком остро, нападая на других или себя, либо замирая и замыкаясь. | |
| Категория: Книги | Добавил: self-injury (24.12.2008) | |
| Просмотров: 3564 | Рейтинг: 0.0/0 | |
| Всего комментариев: 0 | |